Я понял.

Я бы хотел жить на маяке. Жил бы один на самом верху маяка, в маленькой круглой уютной комнате с единственным арочным окном, в которое бы врывался морской ветер, играя с серебристо-серыми занавесками. У меня бы обязательно был платяной шкаф, который стоял бы внизу, на входе. Он бы был обязательно старым, с длинной историей и красивой резной дверцей. Я бы обязательно верил, что когда-нибудь, когда я в очередной раз полезу за одеждой, оттуда подует весенним ветерком, но пока там бы пахло лишь нафталином, старыми духами и табаком. Еще у меня внизу стоял бы буфет. Да. Маленький деревянный буфетик с пыльными стеклами и скрипучими дверцами. Там бы я хранил посуду и галеты. Всенепременно галеты. Еще внизу у меня бы была подвешена вяленая рыба, и стояли мешки с сахаром, солью, табаком и яблоками. А на лестнице, пока поднимаешься наверх, на стенах были бы развешаны фотографии в рамочках из красного дерева. Конечно же, только из красного, о другом и речи быть не может. Выцветшие фотографии в рамочках. А на них лица. Люди. Без которых я бы не смог жить. Без памяти, о которых я бы не смог жить. Дверь в комнатку обязательно должна немного скрипеть. Чуть-чуть. А рядом с ней висел бы колокольчик. Маленький медный колокольчик. Зачем? Все равно никто не приходит. Не знаю…Вдруг?
В комнате был бы камин. Маленький каминчик в стенке с полочкой наверху, на которой стояла бы табакерка на полукруглых ножках, овальное зеркальце и лежали бы книги. Книги лежали бы везде. Пыльные и не очень. В старых и в новых обложках. Открытые и с заложенными страницами, с торчащими из них бумажками и с огрызками карандашей внутри. Еще бы было много-много тетрадей. Исписанных тетрадей, некоторые полусоженны, а некоторые даже не начаты. Ручки, карандаши, кисточки. Да. У меня обязательно был мольберт и холсты около стенки. Я не умею рисовать, но какое это имеет значение?
Спал бы я на полу. У меня был бы огромный матрас с пахучим бельем, теплое-теплое одеяло, три мягких подушки и пушистый плед. Большой пушистый плед.
И еще у меня бы обязательно было кресло-качалка с шерстяным платком. Да. В нем бы я сидел и читал или задумчиво курил трубку. Да. У меня бы обязательно была трубка. Я бы каждый вечер сидел в кресле, курил и смотрел альбом с фотографиями…
Еще у меня бы везде стояли свечи. Везде-везде. На обрывках бумажек, глиняных осколках. Большие, маленькие, почти догоревшие и только начатые. Но я всегда бы знал, что они у меня не закончатся, потому что внизу, в буфете на нижней полке лежат сотни таких же свечек.
И еще у меня бы были обязательно опиумные палочки. В комнате всегда бы пахло опиумом, табаком, яблоками и морем. Всегда.
Ах да…я же забыл про письменный стол. Письменный стол, заваленный письмами. Конечно же, письмами. Не отправленными письмами….
Еще на нем бы стоял керосиновый фонарь и бутылочка. Мутноватая бутылочка с выцветшей этикеткой и зеленым содержимым. Каждый вечер я бы брал фонарь и поднимался выше. На самый верх. Там бы я стоял минут пять, вглядываясь в горизонт, а затем зажигал сигнальный фонарь. Потом смотрел бы на небо. Близкое-близкое. Вздыхал, закрывал дверь и возвращался в комнату.
Я бы носил шляпу и убирал волосы в хвост, перевязанный черной лентой. Я бы носил длинную черную мантию…
Каждое утро я бы играл у окна на флейте. Какую-нибудь мелодию. Любую, импровизацию. Иногда пел. Морю. Может быть когда-нибудь, я бы завел кота. Да. Большого черного кота. Я бы назвал его….мм….Габриэль?
Каждую ночь я бы сидел и писал. Читал. И не отправлял письма. Я бы хотел жить на маяке. В круглой комнате на самом верху.
Иногда я бы плакал. Сидя над фотографиями. И сжигал бы не отправленные письма.