читать дальше
Пожалуйста не сгорай,
Ведь кто-то же должен гореть
За углом начинается рай,
Нужно только чуть-чуть потерпеть...
Шагни обратно за край,
Тебе рано еще сгорать
За углом начинается рай
Нужно только чуть-чуть подождать...
Пожалуйста не сгорай,
Спаси, все что можно спасти...
Прости, все что можно простить...
Иди, пока можешь идти...
Шагни обратно за край,
За углом начинается рай...
(Fleur)
Ведь кто-то же должен гореть
За углом начинается рай,
Нужно только чуть-чуть потерпеть...
Шагни обратно за край,
Тебе рано еще сгорать
За углом начинается рай
Нужно только чуть-чуть подождать...
Пожалуйста не сгорай,
Спаси, все что можно спасти...
Прости, все что можно простить...
Иди, пока можешь идти...
Шагни обратно за край,
За углом начинается рай...
(Fleur)
Она поднималась по лестнице считая ступеньки. Вот эта с выщерблинкой по середине, а еще через одну- трещина ближе к стене по всей ширине, следующие пять ровные, а потом три подряд с почти одинаковыми ямками-нотами на строчках.
Уткнувшись головой в кожаное покрытие входной двери, она подняла глаза. Квартира «0.»
После «нуля» было пространство, которое должно было быть заполнено одной цифрой. Но той не было. И уже давно никто не помнил какая цифра там была.
Девушка стряхнула с волос уже начавший таять иней и вставила в замочную скважину ключ.
Скрип петель. Мороз врывающийся в квартиру не церемонился и сразу соскользнув с шарфа ринулся в дальнюю комнату.
Она скинула пальто и, пробежав пальцами по треснувшей дверце шкафа, проскользнула по коридору в последнюю дверь, налево, скрип, стук, поворот ключа.
На зеленых обоях постеленных на полу стояли свечи в стеклянных, хрустальных, фарфоровых осколках. Обгорающие, лениво источающие пахучий воск.
Ножницы.
Ножницы.
Маникюрные.
Портняжные.
Парикмахерские.
Кулинарные.
Обычные.
Тупые.
Пальцы сжали холодный, обшарпанный металл. Она улыбнулась и подошла к темному окну. За чернотой плавали снежинки. Будто бы в черничном киселе крошки зефиринок.
Она запела про себя какую-то песню, вероятно только что выдуманную. Никого не интересует то чем она займется в ближайшие минуты. Может быть она сошьет себе платье, а может зашьет рот, чтобы вдруг не проговориться.
Девушка улыбнулась шире, почти засмеялась, правда смех так и не разнесся по комнате звонким колокольчикам.
Чик.
Чик.
Чик.
Пара сжатий пальцами и на пол полетели каштановые пряди волос.
Как воробушек.
Чик. Чик. Чик-чирик.
В киселе растворилось отражение остро-торчащих в разные стороны коротких прядей. На щеке растаяла снежинка.
-Ты дома?
-Да,- вырвался из груди хрипловатый надрывный смешок.
-Есть будешь.
-Уже.
Еще с минуту девушка прислушивалась к шагам в коридоре. Они то приближались, то затихали вдали- на кухне, снова близко и опять отдалялись. За стенкой заработал телевизор.
Таааам-пам-пам-пам-пам-парааааам...
Время вперед.
Вперед, вперед, воробушек.
Девушка аккуратно положила ножницы на стол и села на кровать.
Странно дуло в шею со стороны окна. Раньше такого не было. Она подняла руку, чтобы провести по волосам. Но замерла, так и не поднеся пальцы к остриженным перышкам.
Слишком больно трогать то, что разрезали. Всего лишь несколько щелчков и то, что было вместе, что росло, что перетекало друг в друга разорвали лезвия. Физической боли не было, зато если замереть, то можно было почувствовать как пульсирует раненные кончики, как тянуться в поисках того, что было с ними, как нуждаются в этом, как кровоточат миллионами тысяч ранок.
Девушка поднялась с кровати и подошла к двери. В коридоре было тихо. Выскользнув в темный проем, она на носочках прошла в ванную и заперлась изнутри.
Острые струйки теплой воды застучали о дно. Девушка стащила с себя одежду и, кинув ее на пол, забралась внутрь ванны. Дрожащие руки обхватили тело, пытаясь прижать себя к себе еще крепче. Щекочущее чувство внутри груди, стало еще более сильным, начало побаливать и покалывать. Стиснув себя изо всех сил, она подставила лицо струям.
Плакать было нельзя. Если хоть одна слезинка скользнет по щеке, то все пропало. Она же сильная. Она очень сильная и у нее есть гордость. И пусть это всего лишь минутное самоубеждение, главное в него за эту минуту поверить. Только бы успеть.
Ну же воробушек, верь.
Да, сегодня хотелось что-то изменить. Изменить в себе то, что всегда мешало думать. Думать хотя бы чуть-чуть о себе.
Нет, не плакать, только не плакать.
Она так любила. Любила больше жизни, больше всего на свете и каждый раз, когда ссорились, когда ей били по всему, что она так отчаянно защищала и скрывала от всех, она прощала и шла. Шла навстречу, потому что ей казалось, что силы были. И каждый раз еще чуть-чуть надежды на те силы, которые так давно исчезли.
В волосы было теперь не закутаться, не закрыться. Они были коротенькими остриженными перышками.
Крылья кровоточили. По капельке на пол.
Вода так и не согрела. Закрутив кран, девушка завернулась в полотенце и села на пол, дрожа, стуча зубами.
Терпи воробушек, терпи.
Она не знала, что будет дальше, лишь верила, что все будет хорошо. Ведь за углом у нее был рай. Зеленые обои на полу вместо травы, черный кисель за окном вместо ясного солнца, свечи вместо теплых лучей и любовь. Рай за дверьми квартиры которой то и почти не было. По выщерблинкам девушка взлетала к ней и не обращала внимания, что нолик- всего лишь нолик. Без всего.
Верь, воробушек. Верь.
Люби, птичка. Люби.